Главная » 2021 » Январь » 13 » Участница боевых действий — о службе в Чечне и возвращении в мирную жизнь
19:54
Участница боевых действий — о службе в Чечне и возвращении в мирную жизнь
Ветеран Чеченской войны — о службе и возвращении в мирную жизнь
Дискуссия о равноправии полов, борьбе женщин за свои права и гендерных стереотипах традиционно оживает в канун Международного женского дня. Ветеран Чеченской войны, прапорщик Валентина Рогова.
Про таких говорят: «сильная женщина». О трех годах службы в Чечне, отношении к женщинам на фронте и возвращении в мирную жизнь Валентина рассказала в эксклюзивном интервью Федеральному агентству новостей в кулуарах пресс-конференции Медиагруппы «Патриот».
Когда мы с ней только выходим из зала пресс-конференции поговорить, и я уточняю регалии: «Валентина Рогова, ветеран боевых действий», она осторожно поправляет: «Сейчас принято называть — локальных войн. Боевых действий — это звучит более кустарно. Поэтому правильнее говорить — ветеран локальных войн».
Улыбчивая, стройная, светлоглазая женщина. Укладка — волосок к волоску. Военное в ней угадывается даже не по форме морпеха, а по выправке и цепкому взгляду. Но если встретить, что называется, «на гражданке», — с первого взгляда и не сказать, что перед тобой — прапорщик Рогова.
— Валентина, а как реагируют малознакомые люди, когда узнают, что вы – ветеран локальных войн и прошли Чечню?
— Однажды, когда у меня закончился контракт и я уволилась, я пошла устраиваться на работу в гражданскую фармкомпанию. Я провизор по первому образованию. Они меня побоялись брать. Я полностью подходила, им нравилась моя жизненная позиция, активность моя.
Но они побоялись меня брать на работу как ветерана боевых действий, потому что знали, что я была в Чечне.
Но я понимаю. Потому что все-таки три года — они свою лепту вносят. Кому-то — плохую, кому-то — хорошую. Я стала добрее.
Потому что я видела этих ребят (военнослужащих. — Прим. ред.), насколько им было тяжело. Мне приходилось быть психологом, с каждым из них разговаривая. Дедовщину в армии никто не отменял. А еще я знаю, что такое землянка, что такое — спать в холоде, и когда ты выходишь пропахший весь дизельным топливом. Мы пахли, как КАМАЗисты. Когда выезжали куда-то, люди, которые уже жили в казармах, говорили: «Господи, шалинцы приехали. От вас пахнет». А мы действительно пропахшие были: топили сырым абрикосом — он не горел, и чтобы согреться зимой в этой землянке, мы вынуждены были подливать топливо, чтобы разгоралось. Не каждый вынесет это, это действительно тяжело. Были офицеры, которые не выдерживали. Но я нашла выход: занималась спортом. Меня спасло еще и то, что я училась, получала свое второе образование — первое высшее. Учебники, учеба… За счет этого и спаслась.
Участница боевых действий — о службе в Чечне и возвращении в мирную жизнь
— Насколько сложно было вернуться из этих трет лет в Чечне в мирную жизнь?
— Несколько лет я старалась удержаться на этой волне. Те житейские проблемы, которые у нас возникают в быту, и мы из-за них расстраиваемся, переживаем — мы смотрели на них сквозь пальцы. Это такая ерундовая проблема. Это настолько мелочно. Мы понимали, что ценность — в жизни. И проблемы наши житейские нам казались смехотворными. У меня спрашивали: «Не страшно ли тебе было в Чечне?» Отвечала так:
«Моя первая «чечня» была до Чечни». Поэтому в Чечне мне было уже не страшно.
Просто жизнь шла так, что во мне появилась какая-то жесткость, твердость, выносливость. А Чечня меня сделала добрее.
— Говорят: «у войны не женское лицо». Это так?
— Конечно, не женское. Потому что война — это смерть, это плач, это страдания, это боль, это разруха. А женщина должна быть какой? Женщина должна быть нежной, мудрой, ласковой, заботливой. Естественно, «не женское лицо», что тут и говорить…
— Насколько сложно было не потерять в себе женщину?
— Наоборот. Наверное, я обрела в себе большую женственность. Объясню, почему. Когда я приехала в Чечню, вокруг были мужчины. Чечню называли «пластилиновая страна» — это грязь по колено. Мы ходили в сапогах резиновых, и могли в нее провалиться. Чтобы пройти дальше, нужно было вытащить из этой грязи сапог, а я не могла. Надо было сначала вытащить ногу из сапога, потом вытащить сам сапог, и только потом его надеть. Это все нужно было пройти. И смотря на все это, и смотря на то, как мужчины… Когда я приехала, много было тогда «полевых жен». Меня спасло то, что у меня были звание и должность начальника аптеки. То есть мало звеньев было до вышестоящего звена. Поэтому более уважительное отношение было. Мне пришлось отстаивать слово «женщина» за других женщин перед всем мужским составом и поднимать это слово — «женщина» — из этой грязи. Потому что была ситуация негативная… До моего приезда девчонка просто покончила с собой — настолько она не выдержала.
Слово «женщина» было втоптано грязь.
Вся эта грязь, разруха, стрельбы… И ты должен идти этому в противовес, иначе ты сломаешься. Я старалась, как могла. Когда я приехала в Чечню — я уже была матерью. Моему ребенку было шесть лет, и я смотрела на ребят-срочников как на детей своих. Мне их жалко было. Нужно было с каждым из них поговорить, поддержать, наставить, пока они войдут в колею. Чтобы не сломались. Потому что смотришь на потом фотографии: на гражданке — мальчишка, два метра ростом, красавец широкоплечий. А перед тобой стоит тростинка: худая, сгорбленная. Разговаривала с ними. Потому что так, как может достучаться до мужчины женщина, мужчина достучаться не сможет.